Ночь, шумящий верхушками лес, дым костра, уходящий к этим верхушкам, звезды, весело перемигивающиеся разными цветами, и яркая луна, заливающая все вокруг серебром, служащая по сути фонарем, жар, запах дыма, который успел проникнуть уже всюду, треск сучьев в огне, пляс его рыжих языков и звук гитары. На небе - бледное облачко, еле скрывающее звезды, ужасно похожее на жуткого дракона с открытой пастью. На него я стараюсь не смотреть. Признаться, жутковато. Я окунаюсь в звуки гитары. Струны звучат звонко, но немного хрипят, наверное, из-за влажного воздуха вблизи леса. В золе печется картошка, уже божественно благоухая. Вот бы немножко соли и был бы рай… Ветер шумит хвоей, бросает столб дыма в разные стороны, нежно обдувает уже горящее о жары лицо прохладой. Я понимаю, что люблю его. Люблю ветер. И он меня любит… наверное…
Сзади раздается хруст веток. Я не оборачиваюсь, бояться тут нечего, тем более, что сразу за хрустом послышалось чертыханье. На поляну из кустов вышел Петька. Он хотел что-то сказать, но увидел меня с гитарой и молча сел на бревно напротив и, подперев подбородок кулаками, стал слушать.
Когда прозвучали последние аккорды, и повисла тишина, он взглядом попросил у меня гитару, взял, примерился и, окинув меня каким-то странным взглядом, запел:
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя...
Не потому, что я ее любил,
А потому, что мне темно с другими
И если мне на сердце тяжело,
Я у нее одной ищу ответа,
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Стихи: Иннокентий Анненский
Он повторил еще раз первый куплет и, замолчав, уставился в огонь. Я встала и, осторожно коснувшись его руки, взяла гитару, и , снова сев. Перебрала струны:
Он был старше ее, она была хороша,
В ее маленьком теле гостила душа.
Они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам,
И все вокруг говорили: чем не муж и жена?
И лишь одна ерунда его сводила с ума:
Он любил ее, она любила летать по ночам.
Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай
В час, когда она летала по ночам.
А потом, по утру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно.
...
Он боялся, что когда-нибудь под полной луной
Она забудет дорогу домой.
И однажды ночью вышло именно так.
И три дня и три ночи он не спал и не ел,
Он сидел у окна и на небо глядел.
Он твердил ее имя, выходил встречать на карниз,
А когда покатилась на убыль луна,
Он шагнул из окна, как шагала она,
Он взлетел, как взлетала она,
Но не вверх, а вниз...
Машина времени «Он был старше ее»
Я играла и пела, изредка украдкой поглядывая на него. Он смотрел в огонь, опершись локтями о колени, а пальцы сцепив в замок. Взгляд его не был отрешенным – он слушал, слушал внимательно.
Когда я закончила петь, несколько мнут мы сидели в тишине, стараясь не смотреть друг на друга. А потом гитара перекочевала к нему:
- Ночью синей, ночью поздней, тихо встану у порога,
В час когда в созвездьях ярких небо светится.
Ни о чем пытать не буду ни Стрельца, ни Козерога,
Лишь один вопрос задам Большой Медведице.
Ты созвездие, конечно, и живешь своею жизнью,
Той что люди до конца еще не поняли.
Но и все-таки ответь мне, но и все-таки скажи мне,
Почему всегда одна ты бродишь по небу?
Чья здесь вина может пойму, ты мне ответь.
Вечно одна ты почему, где твой Медведь?
После этих слов я почувствовала, что дрожу. Он задел ту струну в моей душе, которую ни в коем случае нельзя было задевать. А он, будто не замечая, пел дальше:
- Что поделать я, конечно, рассуждаю по-земному,
И за это ты, Медведица, меня прости.
Но сияла и смотрелась ты совсем бы по-другому,
Если б твой Большой Медведь сиял поблизости.
Михаил Боярский «Большая Медведица»
У меня вдруг свело скулы, резко стянуло под языком и защипало в горле. Он же все отлично понимает! Зачем...?
-ХВАТИТ!! - мой крик оборвал его на полуслове. Я вскочила и, развернувшись, бросилась в лес. Он не должен был видеть моих слез.
Сзади раздался обиженный «бриньк» гитары и Петькин крик:
-Нет! Стой! Ты все не так поняла!!
Он бежал за мной. Я знаю. Он отстал, и я, резко свернув влево, подбежала к большому вековому дубу в три обхвата и начала осыпать его ударами. Когда руки были подраны в кровь, я ткнулась лбом в ствол и заплакала. Он не понимает. Этот дурак никогда ничего не понимал и не поймет!!
-Дурак!... – со злобой прошептала я вслух.
-Может и так... – послышалось сзади, - Но я сказал правду и ты это знаешь.
Я не шевельнулась.
-Ведь так дальше нельзя, Том, - сказал он тихо, - Нам надо объясниться...
Я. Не поворачиваясь. Грубо смахнула с щеки слезу:
-Объясняй!
-Я не могу без тебя...И с тобой тоже не могу. Я люблю, но начинаю ненавидеть. Ты рядом, но где-то далеко. Ты любишь лес, ветер, огонь, звезды. Всё! Но не...
Он осекся и замолчал. Он сказал слишком много.
Я закрыла глаза:
-Ты страдаешь. Тебе больно. Ты начинаешь ненавидеть то, что люблю я. Это опасно. И, стоя на обрыве. Ты думаешь, не броситься ли тебе вниз, держа нож в руке, ты думаешь, не воткнуть ли его себе в сердце? Глупо, Петь. Глупо.
-Знаю.
Я вздрогнула. Он сказал это над самым моим ухом, а я не заметила, как он подошел.
-Прости – сказал он так же тихо, и облачко теплого пара от его дыхания коснулось моей щеки. Пальцы вцепились в кору с невероятной силой. Я почему-то боялась дышать. А Петька во всю пыхтел мне в затылок.
Звезды перемигивались весело и ярко, луна светила, как настоящий фонарь, деревья шелестели кронами...
-Ах...Петька... Не целуй мне глаза, не целуй!...это к разлуке...
(23.08.2006) да, так давно..